На публике Джи всегда была сдержана, хотя, видит Афен, ей это сейчас удавалось с большим трудом.
Они с Себастьяном выбрались на премьеру оперы. Она не знала, был ли это пиар-ход императорского дворца или же действительно желание побыть вместе, но журналистов действительно не было. Точнее, может, они где-то были, но не напирали на них и не задавали свои каверзные вопросы, от которых Форбс устала.
В здании театра было тепло, поэтому императрица скинула накидку, которую прихватила с собой на всякий случай. На ней было платье тёмно-карамельного цвета, без корсета или глубокого декольте, но расшитое драгоценными камнями. Пока её фигура позволяла ей носить такие платья и не демонстрировать её "интересное положение".
О нём она, кстати, уже сообщила Себастьяну, хотя от остальных они пока держали это в секрете. Они оба решили, что будет лучше, если все прочие узнают об этом как можно позже.
Спектакль производил впечатление тем, что оказался абсолютно неинтересным. Или же Джи просто не очень любила оперы.
Повернувшись в сторону мужа, она начала разговор, который уже давно хотела провести.
– Ян, по поводу беженцев из Хекета...
Решение Себастьяна никому не понравилось, потому что показалось жестоким и бессердечным. Получалось, что он просто отказал в помощи людям, которым сейчас нужна защита. Позицию Себастьяна тоже можно было понять, но с точки зрения человечности, пожалуй, он всё-таки неправ.
– Может быть, ты передумаешь? – робко спросила она, зная, что любые упоминания о Хекете заставляют императора взрываться.

Отредактировано Georgia Forbes (2019-09-18 19:27:12)

Джи получила ожидаемый отказ:
– Нет.
Отказ, конечно, расстроил, потому что людям помочь хотелось. Несмотря на то, что среди беженцев могли оказаться опасные преступники, они всё равно в меньшинстве. Разве должны остальные страдать? Им сейчас и так тяжело живётся.
Да и по репутации Ремпета решение Яна сильно ударило. Люди их осуждали, и их можно было понять.
– Я бы хотел им помочь, но ты прекрасно знаешь, что я не могу. Как я могу поставить благосостояние граждан другой страны выше безопасности моих людей?
Тяжело вздохнув, Джорджия не стала ничего на это отвечать.
Ян был твёрд в своём решении. Пожалуй, даже слишком твёрд...
– Давай закончим этот разговор. Кажется, мы ради спектакля сюда пришли, а не ради разговоров о политике. Или я что-то путаю?
– Хорошо, – согласилась императрица.
Это вовсе не значило, что она потеряла интерес к теме. Просто не хотела провоцировать.
Нужно было дать мужу время остыть. Если она сейчас продолжит гнуть свою линию, Форбс ничего не добьётся, ещё и с мужем поругается вдобавок. Такого ей не нужно было, потому что их отношения и без того были слишком хрупкими.
– У него красивый голос, – сказала императрица, слушая.
История была печальной. Конечно же, про любовь.
Дождавшись окончания первого акта, Джорджия решила продолжить прерванный разговор. До этого она, однако, отправила одного из гвардейцев за пирожным. Очень захотелось чего-нибудь сладкого – нервы.
– Мне бы хотелось, чтобы ты проявил чуть больше доброты и понимания, – сказала она, беря Яна на руку. – Тем людям нужно убежище, а Ремпет – ближайшее государство, куда они могут обратиться. Разве нет никакого способа проверить каждого, кто будет проходить через нашу границу? Ну... пусть, например, наши менталисты поработают? Мне просто очень жаль тех людей...
Джорджия тоже разрывалась и не знала, какое решение верное. Вроде бы, и Себастьян был прав, но, с другой стороны, они просто закрывают глаза на горе других людей. Это неправильно.

Джорджия считала так – нежелание помочь в данной ситуации было вызвано нежеланием усложнять себе работу. Себастьяну просто не хотелось делать какую-то дополнительную работу, поэтому он просто решил отказаться от тех людей, которым нужна помощь. Проще просто сказать "нет", чем пытаться что-то сделать.
– Он гордость этого театра.
Здесь было, чем гордиться.
"В отличие от того, к какому решению пришёл Ян".
Мысли всё равно возвращались к беженцам из Хекета.
Приятным этот вечер мог стать только в том случае, если ей удастся переубедить своего мужа, что казалось маловероятным.
– У наших менталистов есть дела поважнее, – ответил ей Себастьян, тем самым подтверждая выводы, сделанные Джорджией до этого.
Да, конечно, у менталистов были важные дела, но разве спасение чьей-то жизни не было важным? Почему что-то ещё ставилось выше, чем человеческая жизнь? А если бы на месте тех людей были жители Ремпета, поступил бы Себастьян по-другому? Если вдруг перед ним встанет выбор между империей и семьёй, что он решит?
Об ответах на эти вопросы Джо боялась думать, потому что ей казалось, что они уже и так известны. Он никогда не поставит личное выше долга, и это было печально.
– Я не могу бросить все силы на помощь соседнему государству, когда и в моём беспорядки.
– От того, что ты отказываешься помогать, разве нам стало легче жить? У нас убавились проблемы?
Что-то она этого не замечала.
От Форбс много чего пытались скрыть, но она всё видела. Проблем по-прежнему было море, так что одной больше или меньше – это не так важно. Что имеет значение, так это оставаться людьми и не отказывать тем, кто нуждается.
– Ремпет для меня дороже всего, поэтому я никогда не пожертвую им ради чужого блага, даже если это правильно.
– Дороже... всего?
Пожалуй, не стоило сейчас заострять на этом внимание, но Джи была на пределе. Слова же Себастьяна так и напрашивались на небольшой скандал, даже шёпотом, даже в самом неподходящем для этого месте.
– Я никогда не думала, что вышла замуж за бездушную оболочку человека! – выпалила Форбс в ярости.