Фурнье не хотел отвечать на внезапно раздавшийся звонок. Он не хотел просыпаться вообще, но игнорировать его не получалось, тем более что его принялись тихонько пинать, намекая, что ответить на звонок придётся. Остину пришлось со вздохом встать.
– Ещё лучше… – пробормотал он, когда увидел, кто звонит.
«Что этой женщине от меня нужно?»
– Что стряслось?
– Стряслось! – услышал он истерический голос. – Наша дочь пропала! Она случайно не у тебя?
– Конечно нет!
Взгляд метнулся на кровать, где спала сладким сном Патриция. Люси бы ни за что не застала в его доме. Хотя дочь, конечно, знала, что у Остина есть женщина, причём даже не одна, но знать и видеть – это разные вещи.
Он проснулся окончательно и потребовал:
– Рассказывай. Что и как?
Ничего толком ему не рассказали, но Остин думал уже звонить знакомым из Тайной канцелярии, следственного комитета и даже в редакции журналов. Нужно сделать всё, лишь бы найти сейчас Люси. Она не должна пострадать. Остин просто этого не переживёт, потому что дочь он любил безумно.
Ему снова кто-то позвонил. На этот раз Карина:
– Здравствуйте, дядя Остин. Я хотела вам сказать, что Люси у меня. В смысле, мы сейчас обе в доме моих родителей. Я точно не знаю, что произошло, но она плачет и ничего не объясняет.
Фурнье сразу же полегчало. По-прежнему не было понятно, что там произошло, но, по крайней мере, она была жива.
– С ней что-то случилось? Карина?
Но она больше ничего не сказала, и Остин выбежал из дома, заодно позвонив матери Люси и сказав, что всё в порядке. Брать её с собой отказался, так как её истерики были ни к чему.

Он ехал быстро. Дороги в такое время были пустыми, так что он не рисковал. Правда, попал под наблюдение камер, и на днях наверняка придёт счёт, но ему было плевать. Остина сейчас волновало только то, что происходило с его дочерью. Что же именно, он не знал, и это удручало его ещё больше. Обычно с Люси не возникало никаких проблем, и это был первый раз, когда она делала что-то подобное. Фурнье становилось страшно, но он держал себя в руках.
До дома О’Коннеллов он доехал намного быстрее, чем обычно. Выскочив из машины и блокируя её на ходу, он позвонил в звонок.
Открыли ему практически сразу – Карина его тоже ждала.
Судя по её растерянному виду, она тоже не понимала, что происходит, и поэтому не могла ничего разъяснить.
– Здравствуйте.
- Привет.
Его сразу же проводили в комнату, где сидела Люси.
– Я пойду сделаю нам чаю.
С этими словами Карина ушла, оставив отца с дочерью наедине. И, Крив, Остин не знал, что ему с этим делать. Он вообще никогда не знал, как можно успокоить плачущую женщину или девушку, а когда это ещё и дочь, Фурнье и подавно терялся. Что ему нужно было сделать, чтобы это остановить? И что вообще за привычка такая, бросаться сразу в слёзы? Почему нельзя сначала сказать, в чём дело, а уже потом плакать? Тогда бы Остин точно знал, что случилось, и, если Люси кто-то обидел, он бы пошёл и отомстил. Вместо этого он стоит напротив дочери и не знает, как к ней подобраться.
Пока он не знал, в чём дело, Остин Крив знает что себе надумал. От этого он только больше себя нагнетал.
«Пора брать всё в свои руки».
Он подошёл ближе и неловко обнял. Люси не обрадовалась его появлению, но её мнения никто не спрашивал. Он должен был знать, что здесь происходит. Пока он мог только делать предположения, и от них становилось тошно. Упаси Нимос от того, чтобы хотя бы одно из его предположений оказалось правдой!
Остин пытался поговорить с дочерью и добиться от неё ответа, но она молчала. Плакать перестала, но говорить отказывалась.
Это только усиливало беспокойство Остина. Что такого могло произойти, что его дочь не может ему рассказать?
Как назло, звонила мать Люси. С ней Фурнье хотел разговаривать в последнюю очередь. Да, Люси жила с ней, да, она мать, но он был сейчас в таком взвинченном состоянии, что разговоры с бывшей женой – это не то, что он мог сейчас вытерпеть. Скорее всего, она тоже бросится в истерику, а ещё одного всплеска женских эмоций он не переживёт.

Коронер медленно терял терпение. Ему не нравились слёзы не по делу. Можно было сначала всё внятно рассказать человеческим языком, а уже потом рыдать крокодильими слезами. Всё-таки женщины в любом возрасте были нерациональны и нелогичны. Как он мог чем-то помочь, если он даже не знал, что ему нужно сделать и какую проблему решать?
Его дочь пыталась вразумить и Карина, но ничего не помогало.
Маленькая сумка с нужными инструментами и некоторыми препаратами у него всегда была с собой, и у Фурнье появилось стойкое желание вколоть Люси успокоительного. Сама она всё равно вряд ли сможет успокоиться.
Со вздохом коронер открыл сумку и извлёк из неё шприц, затем стал искать нужную ампулу.
К счастью, дочь заговорила, но ему сначала показалось, что она бредит. Поднять такую истерику – и всё из-за какого-то парня? Да сколько в жизни будет этих влюблённостей, встреч и разочарований? И что, каждый раз вот так плакать?
Фурнье резко выдохнул и принялся мерить комнату шагами.
– Послушай меня внимательно, – сказал Остин. – Это ещё не конец света!
– Но она запрещает мне с ним видеться!
Кто «она» – это и так было понятно. Может, мать Люси и была права. Истеричность, наверное, дочери тоже передалась от его бывшей жены.
Нет, Люси он очень любил, но временами с ней бывало сложно. Возраст такой.
– Значит, есть на то причины, – жёстко сказал Остин. – Успокойся. Я отвезу тебя домой, а завтра мы во всём разберёмся.
Он снова положил всё обратно в сумку и осторожно поднял Люси на ноги.
– Карина, прости за беспокойство.
За инцидент всё-таки было неудобно. К тому же, в случившемся, несмотря на то, что Люси жила не с ним, была и его вина. Фурнье давно уже не жил с семьёй, а с дочерью чаще виделся где-нибудь на нейтральной территории. Домой он её не приглашал, особенно надолго, потому что не хотел знакомить её ни с женщинами, с которыми он общался, ни с образом жизни, который вёл.
– Звони матери, – сказал он в машине. Самому не хотелось говорить о чём-то с этой женщине. – Скажи, что я везу тебя домой.